«Штурм прекратить на участке встречи парламентеров».
Потсдамский мост в зоне действия нашей дивизии. Посылаем туда офицеров штаба. Ждем сообщений. И вот телефонный звонок. Полковник И. В. Семченков, исполнявший обязанности командира дивизии вместо раненого накануне генерала В. М. Шугаева, подошел к телефону. Докладывал командир.137-го гвардейского стрелкового полка Герой Советского Союза И. А. Власенко:
— На участке моего полка перешел линию фронта немецкий полковник, назвавшийся начальником штаба 56-го танкового корпуса и оборонительных сил Берлина. С ним два майора.
Полковник Семченков распорядился доставить группу в штаб дивизии, располагавшийся в одном из массивных домов на Потсдамерштрассе. Вскоре парламентеры прибыли. Старший представился:
— Полковник фон Дуфвинг, начальник штаба 56-го танкового корпуса. Я уполномочен командиром корпуса генералом артиллерии Вейдлингом заявить советскому командованию о его решении прекратить сопротивление и капитулировать.
На вопрос полковника Семченкова, сколько войск обороняет Берлин, он ответил:
— Гарнизон сформирован из частей 56-го танкового корпуса 9-й армии, усилен частями, которые постоянно дислоцировались в городе…
— Сколько времени нужно командованию корпуса, чтобы личный состав сложил оружие и был передан советскому командованию? — продолжал Семченков.
Фон Дуфвинг ответил:
— На это потребуется три-четыре часа. Мы намерены поторопиться и использовать ночное время, так как Геббельс отдал приказ стрелять в спину всем, кто попытается перейти к русским.
Обо всем снова было доложено генерал-полковнику В. И. Чуйкову. Командарм приказал:
— Полковника фон Дуфвинга отправить к генералу Вейдлингу с заявлением о принятии капитуляции, а двух немецких майоров, пришедших с ним, оставить у себя.
Полковник фон Дуфвинг ушел. Ждем результатов. Понимаем историческое значение предстоящего события, не скрываем волнения. Перед рассветом 2 мая в нашем штабе появляется среднего роста, худощавый старик в генеральском мундире, в очках, дышит тяжело. Некоторое время сидит перед полковником Семченковым с закрытыми глазами.
— Назовите себя, генерал, — предлагает Семченков.
Тот оживляется.
— Вейдлинг, — говорит, — генерал артиллерии, командир 56-го танкового корпуса, с некоторых пор командующий обороной города Берлина. Я уже отдал по корпусу приказ о капитуляции. Полагаю, он будет встречен одобрительно?
— Безусловно, — отвечает полковник Семченков.
Генерал обращается в Семченкову с просьбой организовать ему встречу с представителем высшего командования Советской Армии. Прибыл заместитель начальника разведотдела армии подполковник А. И. Матусов, передаем Вейдлинга ему. Делимся впечатлениями. Ведь еще в сорок первом верили, что победа будет за нами, что враг будет капитулировать, только не могли представить в деталях, как это произойдет. А все оказалось так просто… Кто-то заметил, что генерал Вейдлинг вел себя немного странно. Вертелся на стуле, осматривал комнату, будто ожидал встретить кого-то.
Объяснилось все у командарма В. И. Чуйкова. Вейдлинг посетовал:
— Да будет вам известно, что полчаса назад ваш полковник будто по злой иронии судьбы имел неповторимый случай допрашивать меня в моем родовом доме, в моем личном кабинете. Каково?
Там же, в штабе командующего 8-й гвардейской армией, генерал Вейдлинг написал приказ гарнизону Берлина:
...«30 апреля фюрер покончил жизнь самоубийством, и нас, присягнувших ему на верность, оставил одних. Согласно приказу фюрера вы должны продолжать борьбу за Берлин, несмотря на недостаток в тяжелом оружии и боеприпасах, несмотря на общее положение, которое делает борьбу явно бессмысленной. Каждый час продолжения борьбы удлиняет ужасные страдания гражданского населения Берлина и наших раненых. Каждый, кто падет в борьбе за Берлин, принесет напрасную жертву. По согласованию с верховным командованием советских войск, требую немедленного прекращения борьбы».
Немцы строились в колонны и сдавались в плен. Бросали в кучу оружие, знамена.
В тот же день 2 мая вместе с женой Ниной Андреевной, старшиной медицинской службы, идем к рейхстагу — расписаться на нем, сфотографироваться на память.
Воздух Берлина еще пахнет гарью, а дышится легко, вольно: мир!
Этот снимок теперь обошел почти все издания. Солдат, закинув за плечи автомат, пишет свою фамилию на стене рейхстага:
...«9.5.45. Усачев».
Михаил Филиппович Усачев очень хорошо помнит этот день. Они только вернулись с трудного задания. Семьдесят два часа тянули связь к Берлину. Чертыхались про себя — наши неделю как в городе, а они все еще на подходе. Только вечером 8 мая им выдали новое обмундирование. Повеселевший старшина приказал:
— К утру привести себя в порядок — поедем к рейхстагу.
А утром поднял всех на ноги сигнал тревоги:
— Немцы! Из метро прорвались!
Связистам помогли стоявшие неподалеку пехотинцы, танкисты. В последний раз работал в этот день автомат ефрейтора Усачева. Михаил Филиппович короткими очередями косил фашистов и думал, что вот и довелось сражаться в Берлине.
Потом он увидел знамя над рейхстагом. Избитые пулями, испещренные надписями стены. «Сколько до нас здесь побывало!» Он вскинул за плечи автомат, подобрал кусок штукатурки, привстал на носках, чтобы дотянуться до свободного места. «9.5.45. Усачев», — старательно выводил он свою фамилию. Когда ставил точку, щелкнул за спиной затвор «лейки» военного корреспондента.